19 августа легендарному исполнителю ролей Павки Корчагина и Володи Шарапова актёру Владимиру Конкину исполняется 71 год.
Последние годы Владимир Алексеевич неохотно общается с журналистами. Его понять несложно: обычно пресса начинает его назойливо разыскивать и брать за горло своими звонками не в час творческих побед, а когда в его жизни случается трагедия. Последний раз так было, когда в сентябре 2020 года в бассейне фитнес-клуба утонула его дочь – 32-летняя София. Актёру даже пришлось отключить телефон и на долгое время уйти в «подполье». До этого Конкин был «главным героем» СМИ, когда, приняв за грабителя, по ошибке выстрелил из травмата в своего сына. А ещё, когда 12 лет назад в хосписе от рака скончалась его супруга – Алла, с которой они были вместе со школы.
Такого отношения актёр не заслужил. К сожалению, сейчас многие подзабыли, что когда-то Владимир Алексеевич был настоящим кумиром, объектом любви и поклонения. И что его киногероям – Корчагину из «Как закалялась сталь» и Шарапову из «Место встречи изменить нельзя» — уже аж три (!) памятника поставили. Кто ещё из актёров может похвастаться, что подобное случилось при их жизни?!
Да, для большинства Конкин – это Корчагин-Шарапов. Однако мало кто знает, что на самом деле его фильмография могла быть куда обширнее и разнообразнее. Дело в том, что ему, любимому актёру партийной и комсомольской номенклатуры (и, как говорили, любимчику Леонида Ильича Брежнева) долгое время категорически нельзя было играть ни отрицательных, ни комических персонажей. Только, образно говоря, скакать из картины в картину в кожанке с шашкой наголо да строить узкоколейки и БАМы. Шаг влево, шаг вправо – расстрел! Другой бы по тем советским временам был счастлив – не каждому такое актёрское счастье выпадает. Но Конкин чуть-чуть поиграл в эту «игру» и перестал. Надоело! Снимался только в том, что самому интересно. Поэтому и фильмография не слишком большая.
За свою жизнь Владимир Алексеевич сменил 11 театров, причём, уходил примерно по той же причине – не устраивали «правила игры». Когда совсем не стало интересных ролей, не впал в депрессию: ездил с творческими вечерами по стране, озвучивал кинозвёзд Голливуда (например, его голосам говорят герои Тома Круза, Дэвида Духовны и других актёров), вёл передачу на ТВ. И это всё при том, что никогда здоровьем он, мягко говоря, не блистал. В пять лет ему диагностировали «порок сердца», несколько лет назад актёр перенёс сложнейшую операцию — сегодня Конкин живёт с двумя искусственными клапанами в сердце. Но работает в том же ритме. Записал на диски множество сказок для детей. Опубликовал семь книг, дал десятки интервью – ведь Владимир Конкин не только необыкновенный писатель и эрудит, но и рассказчик непревзойденный.
«КТО КОНКИНА ТРОНЕТ, БАШКУ ОТВЕРЧУ!»
— Хотите, — сразу взял инициативу в свои руки Владимир Алексеевич, когда мы заняли столик в соседней с его домом кафешке в районе метро «Сокол», — я расскажу вам, как совершенно случайно и поневоле я стал «великим рассказчиком»? По-моему, это очень забавная история.
— Интересно, как?
— (Смеется.) С перепугу! В Саратове у меня было обычное послевоенное детство. Маменька моя Любовь Петровна была певуньей и хохотуньей, увлекалась оперой. Папа, Алексей Александрович, несмотря на солидную должность (он был ревизором приволжской железной дороги) всю жизнь занимался в художественной самодеятельности, играл на всех музыкальных инструментах. Теперь я понимаю: всем обязан только им. Они очень многое сделали для того, чтобы «накачать» не моё тело, а голову.
При этом (это необходимо отметить) я был поздним ребёнком. Папе исполнилось 42 года, когда я родился, а маме — 40. Связано это с нашей семейной трагедией. Дело в том, что у меня был старший брат — Славочка. Во время войны он заболел полиомиелитом и с детства был прикован к постели как Николай Островский. У него отнялись руки, ноги… Тем не менее, он сдавал экзамены – учителя были в восторге от его знаний. Но врачи честно сказали родителям, что он уйдёт из жизни». И посоветовали им подумать о втором ребёнке… Через два года после моего рождения Славочка умер — ему было всего 17 лет. Всю жизнь мне не хватало старшего брата.
— То есть вы появились на свет в каком-то смысле случайно – по совету врачей?
— Именно так! Но подкралась другая беда: очень скоро настала и моя очередь умирать. В пять лет я заболел скарлатиной, которая дала осложнение — порок сердца. И вот тут моих родителей охватил просто ужас: «Как? Ещё одно дитя потерять?!» По совету бабушки после трёх месяцев, проведённых в больнице, меня крестили. После этого родители, естественно, оберегали меня как могли. Потому что для них ещё потерять и меня стало бы просто жизненной катастрофой.
Так вот, несмотря на «хлипкую» конституцию, в детстве родители дали хорошее воспитание. Всё свободное время они водили меня по театрам да музеям. Я очень много читал… И впоследствии это перевернуло всю мою жизнь.
-?!
— Двор у нас был очень шпанистый. Мало у кого из моих сверстников были живы или не «сидели» отцы. Естественно все они были сбиты в стаю – курили махорку, бегали старшим за водкой, обрывали цветы на привокзальной площади. Словом, компания ещё та. И я знал, что я их раздражал как никто. Поэтому обычно меня до школы всегда провожала мама и встречала тоже. Никогда не забуду: четвёртый класс, весна, я иду из школы, а мама меня в этот день не встретила. И я пошёл домой один… А у нашего подъезда – эта «банда». Представляете, какой был я для них «лакомый кусок» — один, без защиты, идёт их «любимое блюдо», до которого у них долго не дотягивались руки. У меня все внутри задрожало от ужаса, волосики дыбиком встали. Моя фуражечка с фирменным гербиком сползла на ушко. Вот тогда я впервые испытал ощущение, что это фатум — сейчас меня просто физически не будет. Но Господь спас.
Не знаю, что вдруг на меня нашло, но я ни с того, ни с сего начал им рассказывать историю про Муму. Глазёнки, наверное, у меня были выпучены, слёзки текли рекой. Я рассказывал, как несчастная собачка попала в неприязнь к барыне старой. И как глухонемому дворнику, который обожал эту Муму, пришлось собачку топить… Вы представить себе не можете, что с ними стало! Они просто обалдели от моих слёз и рассказа. И у главного шкета, которого боялись все, вдруг вырвалось: «Кто Конкина тронет, башку отверчу!» И с тех пор никто во дворе меня даже пальцем не тронул. Я до сих пор считаю, что это мой первый осознанный самостоятельный от родителей поступок, которым очень горжусь.
— После школы вы собирались поступать на истфак. Почему передумали?
— Да всё же это дело случая. Я мог поступать на истфак без экзаменов. Но я на «свою беду» в 10 классе совершенно случайно попал в детскую студию Натальи Иосифовны Сухостав, знаменитого театрального педагога. Там я вдруг почувствовал, что имею успех у школьниц, и это мне понравилось. А потом случилось ещё одно «чудо»: меня взяли сразу на главную роль Ивана-дурака, потому что у главного актёра вдруг резко подскочила температура и срочно потребовалась замена. Повезло, но это был мой шанс! Сразу после премьеры спектакля я побежал в буфет за пирожком и вдруг услышал, как один из мальчишек в гардеробе восторженно провожает меня взглядом и говорит: «Пап, вон Иван-дурак пошёл». Тогда я понял, что я уже популярен. (Смеётся). Из таких пустяков рождается судьба. Поэтому и решил поступать в Саратовское театральное училище.
ПАВКОЙ КОРЧАГИНЫМ МЕНЯ СДЕЛАЛА… ЛОШАДЬ
— Вы женились довольно рано – в 20 лет, причем тайно. Почему?
— Просто это говорит о том, что я не трепач. Зачем мне болтать о своих интимных делах? Мы с Аллочкой дружили и дружили, не более того. А на 4 курсе Саратовского театрального наши родители благословили нас, и мы стали семьёй. Мы попросили их благословения – это было обязательной процедурой, так нас воспитали наши мамы с папами.
Владимир Конкин сыновьями-близнецами Ярославом и Святославом. 1974 год
— Вчерашним студентом вас пригласили на маленький эпизод в картину «Как закалялась сталь», а сыграли вы главного героя – Павку Корчагина. Как так произошло?
— Я прилетел в съёмочную группу в Киев. В одной руке у меня телеграммка, что у нас с Аллой мальчишки-близнецы родились в Саратове, в другой – вызов на эти пробы, на крохотный эпизод с двумя съёмочными днями. И видимо там режиссёр картины Николай Павлович Мащенко или кто-то из его помощников обратили внимание, что «у этого мальчика далеко не крестьянская внешность». Мащенко посмотрел на меня и говорит: «Володя, я тебя как артиста не знаю. Почитай мне что-нибудь!» Терять мне было нечего – я ему читаю Маяковского. Мащенко понравилось – он сразу переводит меня на роль Цветаева. А это уже, извините, главная роль — антипод Корчагина.
— Насколько я знаю, Корчагина должен был играть Николай Бурляев.
— Состав планировался такой: Корчагин – Коля Бурляев, Тоня Туманова – Наташа Бондарчук, ваш покорный слуга – Цветаев, Рита Устинович — Наташа Сайко, которая впоследствии сыграла Тоню Туманову. И в бой!
На первых же съёмках – конная атака. Проб же не было никаких. В седло – и вперед! А скакать на коне я не мог. Меня учили, чуть-чуть поднатаскали… И надо сказать, что моя лошадка сразу меня полюбила, потому, что фамилия Конкин… сами понимаете. Я её кормил, рассказывал всю свою маленькую судьбу, что я влюблен в супругу свою, что недавно у нас родились двое мальчиков. Сахаром подкармливал, уговаривал, что я лишусь карьеры, если как надо не проскачу. «Голубчик, — говорил коню, — выручай!»
И случилось следующее. Мащенко сам об этом в своей книге рассказывает. Мол, после команды «Мотор!» Корчагин-Бурляев в конной атаке поскакал в одну сторону, а все остальные — за мной. Во всяком случае такая романтичная версия о том, как Конкин стал Корчагиным принадлежит режиссёру. Я думаю, что в этом есть некая гипербола всё-таки. Ну перепутали люди! Но Николай Павлович это выдал как то, что будто бы само «войско» почувствовало героя настоящего.
— А как было на самом деле? Ваша версия.
— Думаю, на самом деле не всё было так просто. Ведь большая часть материала уже была отснята. К тому же, если честно, ничего тогда во мне и корчагинского-то, геройского не было. Поэтому я не буду вдаваться в нюансы — это некорректно, неделикатно — я не критик. Тем более, что Коля Бурляев – прекрасный актёр, да и я на чужих костях своё счастье никогда строил. Просто Мащенко решил поменять героя. Рискнул, попробовал меня и добился того, что ему было нужно.
— А если бы фильм (как мы помним, идеологический, снимавшийся по заказу ЦК) провалился?
— Тогда я бы сильно подвёл режиссера и «убил» бы себя навсегда! А в тот момент ради съёмок мне пришлось расстаться с театром, семью я практически не видел. Полтора года ушло на Корчагина. Поскольку к 7 ноября 1973 года картина должна была выйти на экраны — кровь из носу, все мы лишились всех отгулов и выходных. Извиняюсь за интимную подробность, мы, бывало, даже ванну не успевали принять, а нас уже ждал павильон следующего объекта. Это были такие гонки – не вздохнуть, ни охнуть! Скажу вам больше: во время съёмок я даже в кадре (!) падал в обморок от истощения. Я уже не говорю о пробах, которые мне делал режиссёр, перед тем как окончательно определиться с исполнителем главной роли. Честно: эта история не для новичков в кино и тем более не для слабонервных.
— Например?
— Связанного настоящей колючей проволокой, меня «пытали» раскалёнными шомполами, обливали водой. И из пулемёта «расстреливали», и «даже голодом испытывали». Мащенко всё это любил делать по-настоящему – он реалист был до мозга костей! Но надо отдать ему должное – Мащенко добился успеха, а я все выдержал и победил. Так что для меня «Как закалялась сталь» — это не только название фильма. Что-то закалялось и во мне. Тогда я обрёл настоящий опыт актёрский.
— В результате стоило так испытывать себя на прочность? Я о мгновенно свалившейся на вас популярности, со всеми вытекающими последствиями в виде новых ролей, поклонниц…
— Стоило хотя бы ради того, что я сейчас назвал — опыта актёрского. И славу я почувствовал сразу. Да, я видел огромные очереди за ноябрьским номером «Советского экрана» за 1972 год, где на обложке была опубликована моя фотография. Были и толпы поклонниц…
Но больше всего, как бы пафосно это не прозвучало, мне запомнилось другое. После выхода картины «Как закалялась сталь» я очень боялся реакции моих родителей на фильм, где я сыграл Павку Корчагина (фактически повторившего уход моего старшего брата Славочки). Никогда не забуду: мы с супругой сидели в комнате. Я трясусь – ведь маму с папой ещё не видел, по сути, с момента съёмок. Звонок в дверь, приехали они. Мама в длинном пуховом платочке, за ней стоит папа и тоже пошмыгивает носом. Мама взяла мое лицо в руки и сказала: «Спасибо, сын!» И поцеловала меня в лоб. Понимаете? Вот это для меня — высочайшая оценка моего творчества. Я сейчас говорю об этом, и у меня мороз по коже, потому что это был привет от покойного старшего брата младшему.
«КОНКИНА В ИДЕОЛОГИЧЕСКИ НЕВЫДЕРЖАННЫХ РОЛЯХ НЕ СНИМАТЬ»
— Наверняка после успеха картины от Конкина-Корчагина все ждали новых героических ролей. Так?
— От меня, видимо, ждали, что я и в жизни буду такой Корчагин. Что я и по улицам буду ходить в одной шинели, в лохмотьях, в сапоге без подмётки и галошах без подошв. А я вдруг начал хорошо жить, одеваться. Я очень много работал и через два года купил чёрную «Волгу». Кто же меня за это будет любить, особенно из начальства?! Этого начальство терпеть не может.
— Тем не менее, ходили разговоры, что в 70-е годы вы двери в ЦК комсомола чуть ли ногой открывали.
— Да глупости это! Многим казалось, что я обласкан комсомолом. Если бы это было так, я жил бы сейчас по-другому, уверяю вас. Не верил я никогда комсомолии, они циничные были ребята. Вот они и разграбили всю страну, а сами почему-то олигархами стали… Я никогда не был членом партии. Была история, когда на съезде хотели с помпой вручить мне партбилет: «Леонид Ильич Брежнев будет в восторге!» Хорошо, что я об этом узнал накануне и примчался в ЦК комсомола: «Ребята, да вы что?! Вы же меня поссорите с поколением!»
К тому же комсомол очень раздражало, что я слушаю рок, ношу джинсы и волосы до лопаток. Они, видно, хотели, чтобы я и в обычной жизни ходил в будёновке… Но, по-моему, интеллигенция вообще всегда должна быть в оппозиции к власти, чтобы та чувствовала, что управляет не обществом холуёв. Не скажу, что я был оголтелым диссидентом, но к власти относился критически всегда. Думаю, что мне этого не прощали.
— Правда, что существовало негласное распоряжение: Конкина в отрицательных ролях не снимать?
— Это был приказ по Госкино СССР, он существовал в напечатанном виде, от меня скрываемом. Я не понимал, что происходит: меня пробуют очень хорошие режиссёры на роли, противоположные Корчагину, — смешливые, разные… Я ведь вообще-то, если честно, комедийный артист! А «приказали» наоборот: отныне Конкин не должен ни петь, ни танцевать, ни смешить с экрана. Теперь это икона!
Так вот. Я пробовался у нормальных режиссёров, где в сценариях не было никакой корчагинщины. И все были пробами довольны. Через какое-то время вдруг звонок с извинениями: «Володя, мы не можем вас снимать!» Меня это задевало – я не понимал причин. А потом лично увидел под стеклом в секретариате Госкино, куда однажды пришёл, документ, где было написано примерно следующее: «Владимиру Конкину не рекомендуется сниматься в ролях, дискредитирующих образ Павла Корчагина». И все!
— Но вы же снимались?
— Это Лёнечка Быков, который пригласил меня в «Аты-баты, шли солдаты!», потом Георгий Михайлович Калатозишвили, кто первый снял меня в классике (в «Казаках» по Толстому, где я Оленина сыграл), стали постепенно лодочку раскачивать. Затем и Слава Никифоров позвал в «Отцы и дети», где я в 32 года сыграл 18-летнего Кирсанова, и другие… Лёд был сломлен. Но на это ушли годы. К тому же со временем эта «узда» стала ослабевать. Особенно после «Места встречи изменить нельзя» — как ни парадоксально. Потому что в пятой серии Шарапов – лицедей.
ОТ РОМАНА ВАЙНЕРОВ ПОЧТИ НИЧЕГО НЕ ОСТАЛОСЬ
— Вот и отличный повод поподробней расспросить вас о «Месте встречи…» В интернете столько всего нелицеприятного опубликовано на тему Володи Шарапова, начиная с воспоминаний авторов сценария – Аркадия и Георгия Вайнеров.
— До сих пор находятся люди, которые с легкой руки покойных братьев Вайнеров какие-то гадости обо мне говорят. Я даже не предполагал, что так будет. Более того, был в полной уверенности, что они благосклонны к моей кандидатуре. Это потом выяснилось, сколько палок в колёса они за моей спиной мне вставляли. Ясно, что улучшению микроклимата на съёмочной площадке это не способствовало.
Говорили, якобы «Шарапов – не такой!» Да, он не такой. Но он – такой, каким его сделал Конкин. Интеллигентный, в костюме.
Многие забыли, что это я предложил Говорухину, чтобы у Шарапова в комнате стояло фортепиано. И они поставили. А как, допустим, Высоцкий, который люто ненавидел милиционеров, надел-таки милицейский мундирчик с орденами? Это же все импровизации были – ничего подобного в романе не было. Он садился за пианино, о котором я говорил, и пел «Лиловый негр вам подавал манто…» Вертинского. И это пианино «выстрелило» точно также, как и ружьё у Чехова потом – в банде! Ведь этого тоже не было – ни в сценарии, нигде.
Да и вообще, если уж начистоту, от самого романа осталось не так уж много. Главное – то, что мой герой не должен быть похож на Жеглова. Мы с Высоцким были во всём очень разные, во всех смыслах. И по-актёрски, и по-человечески. Благодаря этому и получилась самая замечательная пара. Это потом пошли гулять байки-сказки, что Высоцкий хотел, чтобы Шарапова играл Ваня Бортник.
— Это не так?
— Да это паранойя полная. Этого не могло быть ни по каким причинам! Пока у власти были Председатель Гостелерадио Лапин и руководитель объединения «Экран» Хейсин, никаких Бортников быть там не могло вообще.
Теперь я скажу правду! А то почему-то эту правду решили оккупировать некие господа… Это кино вообще бы не вышло никогда и даже не было запущено в производство, если бы не ваш покорный слуга. Потому что у вашего покорного слуги за спиной был Павка Корчагин, был младший лейтенант Суслин («Аты-баты, шли солдаты!») и он их сделал очень хорошо. Это явилось единственным карт-бланшем для запуска фильма. А Высоцкий, Говорухин и Вайнеры все, что угодно могли снимать… на своей кухне. Но никогда им не дали бы возможность снять это. Повторяю: ни-ког-да и ни при каких обстоятельствах! Поэтому говорить о каких-то альтернативах Конкину просто неприлично. Конечно, если не в маразме те люди, которые ещё кое-что помнят.
— Было такое, что в самый разгар съёмок вы хотели плюнуть на все и уехать?
— Был такой порыв. Витя Павлов меня удержал… Мы уже отсняли большой кусок. Но и Говорухин, и Вайнеры, и Высоцкий были мной почему-то очень раздражены. Может, их раздражало, что на моем месте они представляли рыло или им не нравились мои руки. А я очень тонко чувствую все эти вещи. Некое пренебрежение, дружба не сложилась… Меня выживали жёстко! И я решил возвращаться в Киев. В конце концов в моей-то судьбе у меня было всё в порядке. «Да пошли они!» Я уже собирал чемоданы. Вдруг стук в дверь: заходит Витя Павлов, который только приехал. Мы не были знакомы лично. Когда я рассказал ему причину, Витя, мудрый, тонко знающий жизнь человек, понял, что у меня, конечно, истерика. Он взял со стола сценарий: «Пошли подышим!» И это меня спасло.
С одной стороны гостиницы «Аркадия», где мы жили, стоял бюст Ленина из белого мрамора и бюст Карла Маркса из чёрного мрамора. И вот, пройдя буквально два метра, Витя начал вслух читать сценарий. Причём так, что, если бы не эти два бюста, я бы сразу упал на асфальт, потому что устоять от гомерического смеха, слушая, как Павлов читал серьёзнейший текст, сил не было. Да еще облокотясь то на ленинскую лысину, то на нос Карла Маркса… Это было так весело! Он вернул мои мозги на место, я понял, что, если уйду, то проявлю слабость. Плюс разразится грандиозный скандал – ведь половина фильма уже снята. Так что спасибо Вите – я сразу нашёл в нём отдушину, недостающее мне доброжелательство и что самое главное, — я успокоился. И это, кстати, стало в хорошую сторону на роли отражаться, и многое получилось.
ПОЦЕЛУЙ БРЕЖНЕВА И ЦВЕТЫ ОТ АНГЕЛЫ МЕРКЕЛЬ
— Владимир Алексеевич, а каково это — стать знаменитостью в столь молодом возрасте?
— Конечно, было непросто, а порой просто страшно. Спасло то, что в 20 лет я был уже не только семейным человеком, но и папой двух замечательных близнецов. Если бы не это, то у меня могло и крышу снести. В 22 года на меня обрушилась бешеная популярность. Вдруг в газетах меня стали называть «открытием века». В 23 года я стал заслуженным артистом, причём, первым в Советском Союзе преодолел эту планку в таком возрасте, и пока, кстати, меня ещё никто не переплюнул. На меня бросались толпами, я объездил почти полмира. Конечно, началось головокружение!
Женщины ждали у подъезда, писали, что сходят с ума от любви. Десятки тысяч писем, и охи, и вздохи… Никогда не забуду, как в 1974 году в Германии, куда я приехал по приглашению тогдашнего партийного лидера ГДР Эриха Хонеккера и ЦК молодёжи, «Волгу», в которой я сидел, подняла на руки толпа тельмановцев. Шофер кричал: «Вниз! Вниз!» Боялся, что её уронят или разберут на сувениры.
— Подтвердите факт, что на 17 съезде ВЛКСМ вас целовал лично Леонид Ильич Брежнев?
— Причём, норовил в губки… (Смеется.) Самое смешное, что не только он. Кто только меня ни целовал: Живков, Хонеккер, Фидель Кастро… Что любопытно, на встрече в Германии мне вручала цветы не кто-нибудь, а девочка-тельмановка, которую все сегодня знают, как… Ангелу Меркель. Вот так-то!
А в Харькове был случай ещё веселее. Ноябрь 1973 года. Заканчивая свою первую в жизни творческую встречу со студентами в харьковском университете, я попрощался и ушёл за кулисы. За мной рванули поклонницы. Я – бежать. По неопытности полез на пожарную лестницу. А обезумевшие девушки схватили за брюки и сдернули их. Я висел, ухватившись за ступеньку, а перед ними красовалась… моя голая попа. Кошмар! Я этот случай запомнил на всю свою жизнь. А вообще, есть, конечно, что вспомнить… Если бы не ответственность за семью и не моя любимая жена, которая оберегла меня от всего, мог и дров наломать.
— Вы уже более десяти нигде не снимаетесь. Почему?
— То ли кино сдохло, то ли считают некоторые, что я умер. Не знаю. Сначала меня это беспокоило. А потом… В конце концов то, что я иногда урывками вижу, я не могу до конца досмотреть. То есть это – просто плохо!
— И последний вопрос. У вас вышло семь книг прозы. А когда вы свои откровенные дневники издадите? Ведь даже из того, что вы сегодня рассказали, интереснейшая книжка может получиться.
— Может быть, когда-нибудь. В моей жизни было много экзотических чудес. Господи, и ужасов там было тоже много, конечно! Может, издам посмертно. А боюсь, я их с собой в гроб возьму. (Смеётся.) Там много такого, чего другим читать вредно.
Как одна ошибка разрушила доверие и изменила жизнь двух женщин