Почему Юрий Хой это второй Высоцкий и первый Шнур

Сегодня исполнилось 22 года со дня смерти Юрия Клинских по кличке Хой.

Согласен, дата не круглая. Но и когда такие даты бывают круглыми, СМИ, мягко говоря, не пестрят заголовками с упоминанием этого музыканта. Наверняка, кто-то из читателей моего канала вообще не в курсе, что это за музыкант, в отличие от того же Шнура (Шнурова). Так ведь? Что ж, сейчас я это исправлю и заодно попытаюсь объяснить, почему Шнура вы знаете (не говоря уж о Высоцком), а Хоя нет.

Впрочем, даже если вам ничего не говорит этот псевдоним (точнее, кличка, погоняло, ставшее сценическим именем), то уж какие-то отголоски его творчества до вас наверняка доходили, ибо Юрий Клинских — это лидер группы «Сектор Газа», а её песни, которым путь на ТВ и радио был заказан, в 90-е звучали, как говорится, из каждого утюга.

Почему же столь популярный в народе певец не появлялся в эфире телеканалов и радиостанций? Прежде всего, из-за скандального оттенка своей славы. Во многих песнях присутствовала ненормативная лексика, проще говоря, мат, а в те недалёкие времена это ещё смущало умы бывших советских людей, воспитанных на Пушкине, Лермонтове и Есенине. (Пушкин, правда, тоже был мастак похулиганить, но в школе об этом не рассказывали — и правильно делали.)

Песни Хоя распространялись по стране со скоростью лесного пожара, чему способствовали пираты, неустанно переписывавшие альбомы «Сектора Газа» на аудиокассеты и размножавшие на ксероксах обложки к ним. Помню, как эти кассеты продавались у нас в селе в 90-е — в ларьках, вместе с жвачкой и «Сникерсами», а то и просто с какой-то залётной машины, на которой в село приехали «барыги» — новые русские коробейники, знакомившие простодушных сельчан с миром современной культуры.

И вот тут уже начинаются параллели с творчеством Высоцкого.

Понятно, что творческий путь Владимира Семёновича складывался в целом куда успешнее. Его песни звучали в кино, выходили на пластинках, сам он также снимался в кино и играл в театре. Но… Была у творчества Высоцкого и оборотная сторона. Далеко не все его песни могли быть изданы на пластинках, большая их часть распространялась также на магнитофонных записях — само собой не легально — простыми советскими спекулянтами, тогда ещё не «пиратами», а «фарцовщиками». (По сообщению газеты «Тюменский комсомолец» («Крик моды за трёшницу», 14 июня 1968 г.), продавались такие подпольные записи на местном чёрном рынке аж по 3 рубля.)

И советская пресса реагировала на это отнюдь не благостно. Так, 14 апреля 1968 г. в газете «Правда» вышла статья Народного художника СССР, Героя Социалистического труда Е. Вучетича под названием «Прекрасное – в каждый дом». В ней говорилось об услышанных автором «в интеллигентной рабочей семье» записях неназванного актёра, «сипло причитающего» «дикие» блатные песенки и смакующего воровской жаргон. Эти песенки «пересыпаны намеками дурного свойства, видимо, претендующими на “творческую” смелость». Намёк на Высоцкого был понятен.

А 9 июня в газете «Советская Россия» вышла статья «О чём поёт Высоцкий». Некоторые фрагменты стоит процитировать:

Быстрее вируса гриппа распространяется эпидемия блатных и пошлых песен, переписываемых с магнитных плёнок. Быть может, на фоне огромных достижений литературы и искусства это кажется мелочью, «пикантным пустячком». Но у нас на периферии вредность этого явления в деле воспитания молодёжи видна совершенно отчетливо.

Мы очень внимательно прослушали, например, многочисленные записи таких песен московского артиста В. Высоцкого в авторском исполнении, старались быть беспристрастными.

Скажем прямо: те песни, которые он поёт с эстрады, у нас сомнения не вызывают и не о них мы хотим говорить. Есть у этого актера песни другие, которые он исполняет только для «избранных». В них под видом искусства преподносится обывательщина, пошлость, безнравственность. Высоцкий поёт от имени и во имя алкоголиков, штрафников, преступников, людей порочных и неполноценных. Это распоясавшиеся хулиганы, похваляющиеся своей безнаказанностью…

7 июля Высоцкого припечатала уже «Тюменская правда»:

К сожалению, сегодня приходится говорить о Высоцком как об авторе грязных и пошлых песенок, воспевающих уголовщину и аполитичность. … Оговоримся сразу. Это не песни. У них нет своей мелодии. Это поделки-речитативы под два-три затасканных аккорда. Но у них есть свой чёткий замысел — уходи от деятельности, от общественных обязанностей, от гражданского долга, туда — к водке, к психам, на дно…
Поделки рассчитаны на определённого потребителя — прежде всего, на молодёжь, на самую юную её часть — подростков. Потому что у людей более взрослых есть жизненный опыт, идейная закалка, верный взгляд на искусство, и такие поделки вызывают у них отвращение. А вот некоторым молодым людям, политически незрелым, неискушённым, подобные творения кажутся откровением.

Честное слово, если бы я не знал, о ком этот текст, то запросто мог бы подумать, что речь идёт о Хое… Правда, он такого внимания прессы никогда не удостаивался. Всё, что я могу вспомнить, это краткую статеечку, вышедшую вскоре после его смерти в «Московском комсомольце», где упоминаются такие определения жанра, в котором работал «Сектор Газа», как: «кабацкий рок», «русский народный панк» или «пьяный попс». Ну, в общем, смысл этих оценок тот же, что и вышеприведённых цитат о творчестве Высоцкого.

Правда, насчёт Высоцкого мне могут возразить — дескать, то писали по указке свыше в рамках кампании по его травле. Да, кампания, конечно, была (хотя, стоит заметить, травили очень аккуратно), но этот факт никак не отменяет и определённой справедливости написанного в советской прессе. Ведь даже друг Высоцкого, художник Михаил Шемякин написал о нём нечто подобное, хотя и без какого-либо осуждающего подтекста:

«Многое роднит его с Бодлером, Верленом, Рембо – певцами злачных мест, разбитых сердец и судеб, бедолаг, отвергнутых сытым мещанским миром. Поэтами, воспевшими порочные «цветы зла» ночных бульваров Парижа. Эти поэты пили и кололись вперемежку с творчеством, опять же схожим с безумным опьянением».

Вторит ему и болгарский литературовед Любен Георгиев, автор одной первых книг о Высоцком («Владимир Висоцки познатият и непознатият: етюди и спомени». София: Наука и изкуство, 1986):

«Известно, что музыкальная фраза по своей изначальной природе более гладкая, ровная, чем фраза литературная, а уж тем более — разговорная. Её основное предназначение — доставлять приятные ощущения. Высоцкий же, напротив, мог петь о весьма неприятных вещах — о ссорах, раздорах, скандалах, используя характерную простонародную лексику и переходя подчас на крик. Он не выносил в песнях ни унылости, ни слащавости. Иногда мог быть злым — нечто непривычное для нравственного кодекса русских гуманистов».

И тоже это написано словно о песнях Хоя.

Роднит этих двух музыкантов и яркий, сочный, простонародный язык, использующийся во многих их песнях. В уже упомянутой статье в «Советской России» это тоже ставится Высоцкому в укор:

В школах, институтах, в печати, по радио много усилий прилагается для пропаганды культуры речи. Борются за чистоту разговорного языка лингвисты и филологи. А артист Высоцкий уродует родной язык до неузнаваемости. Чего стоит хотя бы это: «из дому убёг», «чегой-то говорил», «из гаражу я прибежу» и «если косо ты взглянешь, то востру бритву наточу», «чуду-юду победю» и т. д. и т. п.

Понятно, что такие словечки и фразы появлялись в песнях Высоцкого не от недостатка образованности, а для создания художественного эффекта, в частности, комического. То же сполна относится и к песням Хоя.

Оба обладали, прямо скажем, не самыми выдающимися вокальными данными, что, однако, нисколько не помешало им петь.

Оба были способны убедительно вживаться в образы своих лирических героев (солдат, милиционер, преступник, самогонщик, бомж, сумасшедший, мажор, сельский панк, тракторист — и т. д., и т. п.).

Ну и, конечно, как ни жаль, роднила этих музыкантов и такая общая черта, как тяга к алкоголю и наркозависимость, что, опять же, находило своё отражение в их лирике и что обоих привело к преждевременной смерти.

Кстати, влияние Высоцкого на своё творчество прекрасно осознавал и сам Хой. В своём последнем интервью для «Московского комсомольца» Юрий отметил:

…я ребёнок своего времени. Кстати это ответ на другой вопрос — в каком стиле мы играем. Я родился в 64-м, рос на западной музыке плюс Высоцкий, а позже — ещё «Машина времени». Так вот, если всё это собрать в кучу, то и получается «Сектор Газа».

Ну, где именно там присутствует «Машина времени» я лично не знаю, а вот под Высоцкого Юра по молодости лет «косил» точно — это слышно на его ранних, совсем уж любительских записях песен под гитару.

Возможно, если бы Высоцкий родился позднее и расцвет его творчества пришёлся на 90-е, темы его песен и язык были бы ещё более похожи на то, что мы находим в творчестве Хоя. Но в итоге именно Хой оказался первопроходцем, превратившим мат, грязь и пошлость в художественное средство, поднявшее многие его песни до уровня мощных сатирических произведений, бичующие язвы современного ему общества. Хой, разумеется, был далеко не единственным музыкантом, не чуравшимся мата и пошлости в своих песнях, но если у других грязь так и оставалась грязью, хулиганством ради хулиганства, то в песнях «Сектора Газа» (пусть и не всех) мат превращался в источник дополнительной экспрессии, придававшей незамысловатым, в общем-то, текстам выразительности и искренности, накала и нерва, а заодно и самоиронии.

Когда думаешь о роли и месте «Сектора Газа» в истории российской музыки, сложно не поймать себя на мысли, что в какой-то степени эта группа проложила дорогу группе «Ленинград» Сергея Шнурова. Приходила такая мысль не только мне, но сам Шнур с этим мнением не согласен:

«Сектор газа» мне, честно говоря, никогда не нравился, я его никогда не слушал. Мне казалось — просто это плохая поэзия. Наличие или отсутствие ненормативной лексики — оно не возвышает и не принижает: человек либо умеет писать, либо нет. А мат стал той краской, которая была. Вот была красная краска, ею никто не пользовался. А потом просто палитра расширилась. Можно без нее, но лучше с ней.

Но дело тут как раз не в поэзии, а в том, что Шнур шёл тем же путём, что и Хой. Делал, что хотел, эпатировал публику, лишался концертов, поскольку участие его группы в них не согласовывали в Министерстве культуры. И обижался, что его творчество никто не воспринимает всерьёз.

Вот когда Пелевин выпускает книжку «Чапаев и Пустота», помню, я её в «Знамени» впервые прочитал, и там чуть не целая глава написана матом — никто ж Пелевину не задавал вопросов, почему у вас столько мата, да как вы относитесь к мату и т. д. А к «Ленинграду» все относятся как к группе, которая матерится и более ничего.

В том же интервью 2001 г. Шнур говорил:

Сейчас «Ленинград» добился того, что мат уже не воспринимается этаким жестом протеста; он воспринимается в некой особой форме.

А позднее стал уже открещиваться от сомнительной славы популяризатора мата в музыке:

Не думаю, что это моя заслуга. Поп-культура уже взрывала рамки сама: появилась современная литература, которая себя не мыслила без мата. Мат стал частью культуры не благодаря нам.

Поразительно, но хулиган и матерщинник, жаловавшийся на косность музыкальных критиков и несерьёзное отношение к его творчеству, всё же смог в итоге стать респектабельным господином — членом жюри в шоу «Голос», сопредседателем политической «Партии роста» и, что уж совсем весело, членом Общественного совета при комитете Госдумы России по культуре. В 90-е это ещё было немыслимо, а сейчас — в порядке вещей. Вот так Юрий Хой засеял почву, а Шнур снял богатый урожай.

Почему же в итоге Хой не стал столь крупной фигурой в истории российской музыки, как Высоцкий и Шнуров? На мой взгляд, только потому, что родился и жил не в то время и не в том месте.

Высоцкий — москвич, и вращался он в кругах столичной богемы, которая в итоге увековечила память о нём. А увековечив, до сих пор сама греется в лучах его славы (этот с Высоцким дружил, этот с ним пил, этот его выводил из запоя — в общем, выдающийся знакомый нужен всем). Шнур — уроженец культурной столицы с кое-каким философским образованием, а значит, не просто хулиган, а вроде как интеллигент, прикидывающийся хулиганом. Такого, как оказалось, можно и в Госдуму пригласить. А кто такой Хой? Простой мужик, работавший фрезеровщиком, гаишником, грузчиком… И ладно бы он жил в Свердловске, с его знаменитым рок-клубом, объединявшим «Наутилус Помпилиус», «Чайф», «Агату Кристи», «Настю», «Смысловые галлюцинации»… Но нет же, он из Воронежа. А вы помните хрестоматийную шутку про Воронеж из КВН?

И ладно бы молчал о своём происхождении, рвался переселиться в Москву, стать там своим, но нет же — в своих песнях неоднократно упоминал и Воронеж, где продолжал жить, и сельскую глубинку. Мыслимое ли дело в русском роке или современном шоу-бизнесе петь о столь низменных вещах, как русская деревня?!

То-то и оно. На фоне остальной российской музыки Хой был словно бы инопланетянином. И, видимо, это закономерно, что при всём своём самобытном таланте и огромной популярности в народе Хой и его творчество остались на задворках истории российской музыки и шоу-бизнеса. Я не пытаюсь как-то возвеличить его фигуру, не пропагандирую его творчество, но этой статьёй хочу показать, что оценки роли личности в истории порой больше зависят не столько от личности, сколько от тех условий, в которых ей довелось жить. Живи Хой в эпоху интернета, возможно, именно он стал бы звездой «Ютуба», миллионером и наставником в шоу «Голос». Но он так и остался тем, кем был — воронежским самородком, добродушным раздолбаем, не испорченным славой и деньгами, и голосом поколения, росшего в смутные 90-е.

Жми «Нравится» и получай только лучшие посты в Facebook ↓

Почему Юрий Хой это второй Высоцкий и первый Шнур